Отказ от детства
Ангелина Куликова
«Ромео&Джульетта» по Уильяму Шекспиру. 3 актерский курс Школы-студии МХАТ (художественный руководитель - Евгений Писарев). Режиссер-педагог и хореограф — Алла Сигалова.
Казалось бы, драматургия Шекспира, хитросплетения реплик его героев, относящих нас к эпохе конца XVI века, сами собой задают темп повести о Ромео и Джульетте – однако в этом спектакле Аллы Сигаловой не произнесено ни одного шекспировского слова.
Вся история – в теле: в руках, бросающих детскую игрушку, в ногах, готовых сделать выпад с ударом шпаги, в губах, боящихся и желающих коснуться других губ.
Вся история – бесконечный подростковый максимализм, мучительный и безнадежный. Актерам чуть больше двадцати. Джульетте – 13, Ромео – 16. И, наверно, именно поэтому вопрос «детскости» приобретает такое большое значение. В драматическую канву спектакля неожиданно вплетается сцена, в которой герои выбрасывают свои игрушки. И видно, что игрушки – любимые, героям тяжело с ними расставаться, но каждый все-таки решается на это, и решается с остервенением подростка. Момент прощания. Момент отказа от детства. Только вдруг один из них исподтишка крадет длинноухого зайца и прячет за спину. Не готов взрослеть?.. Пожалуй, это одна из самых трогательных сцен спектакля. И определенно одна из самых точных в контексте пьесы Шекспира. Многие знают, что Ромео и Джульетта «были молоды и прекрасны», но они не были – «молоды», они были – подростки. А если разделить всех героев пьесы на взрослых и детей, то они, Ромео и Джульетта, попросту – дети. Эта мысль лейтмотивом проходит через весь спектакль.
Отсюда и подобное начало спектакля, задиристое, как сами подростки: когда герои, не способные договориться, какой канал телевизора для всех оставить, чуть не срываются во всеобщую драку. И кажется, что это не ссора Монтекки и Капулетти, а ее изображение. Или сцена дуэли Меркуцио и Тибальда, или сцена забрасывания Ромео землей. Все это напоминает игру, жуткую и кровожадную, но все-таки игру, причем жестокую по-детски, по-детски не до конца осознанную. В начале дуэли словно никто не понимает, чем она закончится. Никто не бросается их разнимать, хотя есть такая возможность. Да и шпаги – не настоящие, и проткнуть ими нельзя. А потом – вдруг - все удивляются убийству, как если бы не ждали его совсем. Как будто игра зашла далеко. Случайно.
Подростки – везде и всегда подростки. И об этом Алла Сигалова нам напоминает. Главных героев на протяжении всего спектакля нет. Они все – главные. Образы Ромео, Джульетты и остальных возникают стихийно (кажется, ими мог стать любой, все – в равной степени), они отделяются от толпы ненадолго, просто чтобы задать новый поворот сюжета, потянуть за следующую ниточку. Тянут и растворяются. И на сцене тотчас появляется не одна Джульетта и не один Ромео, а три, пять, семь. Это дань истории. Сколько было таких Ромео и Джульетт? Тысяча, сто тысяч… целые поколения?
Егор Подгородинский создает Ромео благородным вожаком и предводителем, горько преданным своей стаей; Джульетта, исполненная Марией Янычевой, предстает львицей своего вожака, готовой идти за ним до конца и даже защищать его несмотря на то, что все от него отвернулись. При этом они бесконечно нежны друг к другу, не страстны, не горячи (как многие из пар), а нежны – это тот фактор, который все-таки отчасти выделяет их из остальных влюбленных.
Конечно, нельзя обойти актерскую работу Никиты Пирожкова. В спектакле Никита играет Тибальда и мать Джульетты. Противоположные образы. «Ребенок» и «взрослый». Разная манера героев, разные повадки и темпоритмы – Никита точно переключается с образа на образ. Тонко и смешно.
Возвращаясь к теме детей и взрослых, следует отметить, что их конфронтация действительно подчеркнута даже на уровне манеры существования. Взрослые комичны, резки, механичны, дёрганы. Они гротескны. Дети же существуют в совсем иной природе, их движения воздушны, плавны, мягки.
Но как только «ребенок» попадает в мир «взрослого» (например, сцена сватанья Джульетты), его природа ломается, он становится заложником «взрослой игры». Удивительно, как легко происходит перелом из «ребенка» во «взрослого». А обратно – никогда.
И напоследок несколько слов о финале. Это единственный момент спектакля, в котором, на мой взгляд, Алла Сигалова отошла от концепции шекспировской пьесы. В истории Шекспира смерть влюбленных становится случайностью, в некотором роде актом слепой судьбы. В спектакле Сигаловой это событие имеет другой оттенок. То, как выстроена повесть, на чем сделаны акценты непосредственно режиссером, само подводит нас к логическому финалу этой трагедии: пожертвованию своей жизнью. Из-за непримирения ли, невозможности ли, попытки открыть остальным глаза, научить их быть взрослыми и ответственными (пусть таким страшным способом) конец истории предсказуем. И не потому, что мы знаем текст Шекспира. А потому что иначе никак. Смерть – как последний способ восстановления гармонии мира, чтобы «дети» задумались, поумнели. Примирились.
Получилось ли? Получилось.
Надолго ли? Пока помнят.
А потом? А потом будет новое поколение. И новые Ромео и Джульетта. И новые враги, стычки, и новая влюбленность.
И поэтому спектакль завершает дикий танец по кругу, как напоминание о том, что все вернется на круги своя.
Фото Ольги Швецовой
Ангелина Куликова – студентка 2 курса Продюсерского факультета Школы-студии МХАТ (мастер – Марк Литвак).
