Кровь на руках
Анастасия Ильина
«Шуйттан Чури (Раб дьявола)» Якова Ухсая, реж. Наталия Сергеева, Чувашский академический драматический театр имени К.В. Иванова, Чебоксары
«Шуйттан Чури» - спектакль большой формы, поставленный по произведению советского чувашского поэта и драматурга Якова Ухсая, написанному в 1967 году. Эта драматическая поэма создана по мотивам чувашского фольклора, рассказывает историю двух братьев, один из которых заключает сделку с дьяволом и становится одержим жаждой наживы, а его душа отныне поле битвы для злых и добрых духов.
История-сказание, эпос о жизни чувашской деревни здесь рассказывается медленно, неторопливо, повествование тягуче как мед, сопровождается живой музыкой на национальных инструментах. Актер-музыкант с барабаном, бубном, варганом и другими шумовыми инструментами весь спектакль находится на краю авансцены и добавляет звучания кульминационным сценам. Костюмы поселян-чуваш музейно-точны (особенно женские - хупшу - и девичьи головные уборы), а вот костюмы мифологических героев – Шуйттана (дьявола) и его демонов и также добрых духов в женском обличие, которые выступают антагонистами дьяволу, – наоборот театрально-фантазийны, стилизованы. Отчасти визуально костюмы этих девушек-«ангелов» отсылают нас к знаменитым образам феи и души света из «Синей птицы» 1908 года в МХТ. Сцены борьбы между этими силами добра и зла решены в пластике – это танец, сопровождающийся мощными световыми картинами.
Сценографическое решение спектакля в целом получилось эклектичным, с ощущением, что режиссер хотел максимально задействовать все имеющиеся возможности сценической площадки: и поворотный круг, и всю световую и пиротехническую, дымовую технику. Пространство в некоторых сценах абсолютно пустое, а в некоторых загромождено небольшими по размеру, но многочисленными элементами декораций. Художественное решение спектакля строится на очень подробном и реалистическом изображении условий быта поселян. Мы видим бутафорские кусты и камни, за которые прячутся герои в поле или в лесу, а в деревне убранство дома со всеми подробностями, включая нарисованную печь (выезжающую на колесиках) в избе и бутафорское деревянное корыто для стирки. Предметный мир в спектакле избыточно подробен и скорее иллюстративен, что идет в разрез с общей эпичностью повествования.
Первые сцены спектакля – это самопрезентация чувашского мира, его базовых ценностей и традиционного уклада жизни, не менявшегося на протяжении веков. Например, уважение к труду и его ценность. Труд признается благом, причем любой труд, но в первую очередь физический, труд в поле, позволяющий жить в гармонии с природой и кормить семью.
Земледелие – основа культуры для многих этносов, чуваши здесь не исключение. Мы видим сцену вспахивания поля плугом и совместного отдыха после работы всей семьи, где у каждого своя особая роль – молодые мужчины Юндиер (Евгений Урдюков) и Яструн (Александр Демидов) пашут землю, молодая невестка Салтарпи (Оксана Драгунова) готовит еду для работников и приносит ее в поле в плетеной берестяной сумке, а мудрая пожилая мать Эрнук (Елизавета Хрисанфова) дает напутствие своим сыновьям и совершает языческий обряд на удачную пахоту. Когда старший сын Юндиер остается в поле один, ему является дьявол и хочет заполучить его душу.
Шуйттан-дьявол – прекрасная работа молодого актера Алексея Герасимова, яркий и харизматичный образ. Его дьявол коварный и расчетливый, пластичный и неуловимый, молниеносно и бесшумно перемещается в пространстве. Дьявол способен отводить удары магическим взмахом руки, превращая любой поединок в причудливый танец, где удар копья или меча прорезает воздух секунду спустя на том месте, где вроде бы только что стоял дьявол. Внешне этот дьявол скорее андрогинен, его тонкая, узкая фигура в черном костюме с широкой длинной юбкой «в пол» это подчеркивает, хотя в спектакле есть сцена, где его мужская природа отчетливо проступает, когда в лесу шуйттан пытается соблазнить молодую вдову Салтарпи.
После встречи с этим персонажем, воплощающим в себе вселенское зло, Юндиер становится одержимым богатством, ведет себя агрессивно, вернувшись в деревню домой, ломает через колено любимую игрушку (палку-лошадку) сына, кричит на односельчан, ругается на жену Туйпике (Надежда Зубкова) и хочет уйти из дома в поисках наживы.
Из мирной деревенской жизни, где вся семья дружно трудится в поле, братья попадают на войну, инспирированную дьяволом. Это мифологическая война вообще, не очень понятно с кем и за что, и в данном случае это становится неважно, где старший Юндиер ворует кошельки у павших на поле боя односельчан и по наущению дьявола убивает младшего брата Яструна, отказавшегося отдавать ему свой кошелек с деньгами. Смерть любимого брата на мгновение зажигает сознание прежнего Юндиера, это вспышка-проблеск заставляет его на секунду пожалеть о содеянном, вспомнить прежнюю дружбу и братскую любовь. Но отравленный дурманом дьявола Юндиер не может уже опомниться и замутненное сознание толкает его на дальнейшие преступления и бесчинства – он пытается изнасиловать, а после убивает Салтарпи, жену своего младшего брата. Встретив Юндиера в лесу, Салтарпи видит окровавленную сумку в его руках и догадывается, что именно он и есть убийца ее мужа. Придя в деревню домой, он отрекается от матери, ругается с соседями и устраивает пожар, пытаясь замести следы своих преступлений. Но, несмотря на все эти совершенные героем зверства добрые духи все еще пытаются спасти его душу и вырвать из лап дьявола. Юндиер и сам все еще слабо сопротивляется в краткие миги проблеска сознания, но даже появление его жены и сына, пытающихся за него заступиться, не помогает ему – он так одурманен жаждой наживы, посеянной дьяволом, что окончательно погряз во зле и лжи, провалившись в это топкое болото. Тщетно пытается он смыть кровь брата со своих рук, но как бы он не тер руки песком, камнем, рубелем для стирки из жениного корыта, ничего у него не получается. Кровь на его руках навеки.
Финальная сцена сражения ангелов и демонов за душу Юндиера одна из самых массовых в спектакле, где участвует почти вся труппа. Эта финальная битва заканчивается смертью героя, ставшего олицетворением зла в человеке и вызволением души его жены и маленького сынишки, которые невиновны и потому неподвластны дьяволу. В самом финале мы видим, как мировое древо Киремет, изображенное на заднике, спускающееся с колосников, под ветви которого прячутся спасшиеся от дьявола мать и сын, берет их под свою защиту. Это священное дерево; спускающееся с небес, оно символизирует победу добра над злом, но положительный исход не для всех - что заражено злом должно погибнуть, ибо если в душу человека проник злой умысел, злые мысли, их уже невозможно оттуда вытравить, они будет сидеть там и постоянно прорастать в человеке дурными поступками, жестокостью и агрессией. Цикл жизни, завязанный в традиционных культурах на природный, сельскохозяйственный круговорот, воспроизводится здесь в символическом ключе – что должно умереть, умирает, ибо пришел его черед, а что должно жить и цвести - будет жить и пускать глубже в землю свои корни. В будущий мир жизни, следующий земной цикл, где царит добро попадут только чистые невинные детские души, не зараженные семенами зла. Эта философия, где мир лишен покаяния, и если ты поддался пороку, то пути назад быть не может, является по сути любопытной репрезентацией языческой стороны чувашской истории. Языческая культура с ее представлениями о том, что добро и зло определены окончательно, являет нам жесткую бинарную структуру сознания древних чувашей.
Сюжетно бинарная структура мира в спектакле подчеркивается, в то время как структура самого спектакля распадается именно из-за попытки смешения несмешиваемого. Реалистическая манера существования актеров на протяжении всего спектакля, и особенно в этих последних сценах вступает в противоречие с эпичностью всего повествования. Метод психологического театра с подробной и тонкой актерской игрой как будто бы мешает этому сюжету стать полноценным эпосом, снижая регистр восприятия этой истории зрителями. Эпос и психологизм взаимно разрушают друг друга, поскольку являются по сути полюсами, бинарными оппозициями театрального зрелища. На сцене сложно быть одновременно предельно конкретным (вот такой вид головного убора, именно такой тип печки, именно такое копье, сделанное по образцу из музейной коллекции) в деталях и актерской игре и максимально абстрактным в истории, времени и пространстве героев.
«Шуйттан Чури» - спектакль, знакомящий с чувашской традиционной культурой и историей, заставляет зрителя не столько сопереживать конкретным многочисленным героям, сколько погружает нас философию и мировоззрение чувашского народа, делает ее понятней. По сути, это огромное полотно-репрезентация этноса, сотканное перед нами на сцене.
Анастасия Ильина — студентка театроведческого факультета ГИТИСа. По первому образованию культуролог, историк культуры (Российский государственный гуманитарный университет, также окончила в РГГУ магистратуру). С 2010 года регулярно работает в различных театрах Москвы (Театр.doc, Театр им. Пушкина) и на фестивалях («Золотая Маска», «Территория», «Маленькая премьера», «Большая перемена», «Текстура» и др). Драматург, автор статей о театре, рецензий, интервью с актерами, режиссерами в различных электронных СМИ. Участница различных мастер-классов и лабораторий. Соавтор спектакля-экскурсии «Самара — Родина слонов» в Самаре (совместная работа с режиссером Н. Берманом).
