Глазами болезни
Ксения Раздобреева
«Преступление и наказание» по Федору Достоевскому, реж. Олег Пермяков, Забайкальский драматический театр, Чита
Не остался в стороне от чествования юбилея Федора Достоевского и Забайкальский краевой драматический театр, который в ноябре представит свою версию «Преступления и наказания» сразу на двух фестивалях: XXV Международном театральном фестивале Ф.М. Достоевского (Великий Новгород) и «Достоевский. Омск».
Фёдор Достоевский – редкий автор в читинском театре, но, как ни парадоксально, очень успешный. До нынешнего дня в репертуаре Достоевский был только однажды – в 1969 году, спектакль "Идиот". Тогда постановкой занимался режиссер В. Маринин вместе с художником М. Либерманом – взяли готовую адаптацию: сценическую композицию в трех частях Георгия Товстоногова. Зрители спектакль приняли восторженно, за сезон «Идиот» появился в афише 29 раз и шел с успехом еще несколько лет.
В новом веке для работы с текстом великого писателя театр пригласил на постановку режиссера Олега Пермякова из Барнаула. Из-за пандемии премьеру «Преступления и наказания» зрители смогли увидеть только в марте 2021 года, хотя постановка была готова еще летом 2020-го.
Сокращенный во времени (всего полтора часа) и пространстве (большая сцена театра находится на реконструкции), спектакль удивляет актерскими этюдами и вниманием к деталям. Жанр, определенный режиссером как «сцены из романа», лучшим образом отражает систему нелинейного повествования. Здесь все происходит будто одновременно, сцены накладываются друг на друга, сплетаются, внезапно сменяют одна другую: в пространстве спектакля визуализируются мысли Родиона Раскольникова. Всё, что видит зритель, на самом деле происходит в голове главного героя. И этот цельный мир Раскольникова не делится на явь и сон, на реальность и видения – он единый, сумбурный, темный, с краткими всплесками яркого света. Лихорадочность состояния главного героя подхватывается всеми возможными выразительными средствами – светом, звуком, сценографией, темпоритмом. Тягучие и спокойные сцены сменяются резкими и суетливыми. Но главное: скачущие мысли Раскольникова будто рандомно выхватывают сцену за сценой из глубин подсознания, и эта гармония хаоса становится вполне понятной. Тем временем реквизит почти заменяет декорации: множество стульев, кровать, цветы в горшках, метлы и ведра, большая запряженная лошадь с серебрящимися алюминиевой пленкой боками. И большой стол с самоваром – здесь собираются герои, которые умирают. Никто не уходит со сцены, потому что никто из них не уходит из головы Раскольникова и из его собственного мира.
Свидригайлов говорит, что другой мир человек видит, когда приболел – здоровый человек более земной. Для Раскольникова мир мёртвых ничем не отличается от мира живых: столь же осязаемый и, пожалуй, даже более теплый – в мягком свете софитов «покойники» мирно пьют чай за одним столом, приветливо встречаются, улыбаются, не ссорятся и не страдают. В общем, у них есть всё то, чего нет у живых героев истории. Это отчетливо видно, так как оба мира – на одной сцене, «живут» рядом и одновременно. Переходом же из одного в другой служит прямоугольный ящик – нечто среднее между гробом и лодкой Харона. И этот «другой» мир притягивает Раскольникова настолько, что он сам садится с ящик, сам произносит текст о том, что убил себя, с интонацией отпевания, старается оторваться от страстного мира эмоций. Преступление становится лишь поводом сблизиться с этим миром.
В характере актерского существования столь же резкое сопоставление. Артист Эдуард Глушков создает Раскольникова холодным и безэмоциональным, будто зависшим между мирами и в то же время находящимся почти в позиции «ноль» - пограничное состояние, позволяющее создать атмосферу всеобщей лихорадки. Игра остальных актеров – нарочито экспрессивная или традиционно психологическая – призвана подчеркнуть эту отстраненность.
Сцена разделена на зоны условно: комната Раскольникова легко превращается в комнату Сони, в кабинет следователя или даже в мостовую, на которой лежит умирающий Мармеладов. Как и обрывки мыслей, здесь есть обрывки мест: фрагмент стены, фрагмент перил. Большего не требуется, узконаправленный внутренний взгляд главного героя не высвечивает ничего вокруг: только свои переживания и метания, конкретные поворотные точки сложной борьбы за «право имею». Именно точное определение этих точек и дает режиссеру возможность сократить огромный роман до полутора часов сценического времени. Превратить «Преступление и наказание» в любопытное зрелище как для тех, кто знает роман вдоль и поперёк, так и для тех, кто не совсем осведомлен в сюжетных сложностях.
Следуя за Раскольниковым, зритель и сам погружается в атмосферу неопределенности и мятежности. Забайкальская версия «Преступления и наказания» – это история на грани сна и яви, где ощущения и атмосфера превалируют над расчетом и разумом.
Фото Артема Декина
Ксения Раздобреева - выпускница театроведческого факультета ГИТИС, руководитель литературно-драматургической части Забайкальского краевого драматического театра, член СТД РФ
